УЛЬФ ЭДЕГОР
( Сероглазый )
Суровая земля, суровый народ. 48
[ fc: michael mcelhatton ]
МЕСТО РОЖДЕНИЯ:
Ледракс, лен Вестерботтен, фамильная крепость Дёдборг.ДАТА РОЖДЕНИЯ:
2-й день месяца сетамбр, 1442-й годМЕСТО НАХОЖДЕНИЯ:
Ледракс, лен Вестерботтен, фамильная крепость Дёдборг.ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ:
Ярл лена Вестерботтен.РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ:
Бранд Эдегор – отец, пропал в 1458 г.;
Алва Эдегор – мать, ушла из жизни в 1466 г.;
Безымянные брат и сестра (старшие), умершие во младенчестве;
Сольвейг – супруга, скончалась после непродолжительной болезни в 1484-м;
Колль – сын, не пережил третью зиму;
Калле – сын, сгорел в лихорадке на пятое лето жизни;
Хильд и Кнуд – дети, живы и здравствуют, беспокойные и не в меру активные брат и сестра двойняшки.
Он явился на свет последней надеждой старого ярла Бранда и его, давно уже не молодой, да источенной болезнями супруги Алвы. С первых же минут в этом мире молчаливый, отрешенно взирающий на мир бледно-серыми глазами, коих в роду не помнили уж сколько поколений. Нареченный Ульфом, говорили – родился под вой окрестных волков и местные то за добрую примету не считали.
Единственный живой наследник ярла – кроме него лишь двое младенцев живыми вступили на этот свет, но оба не прожили и пары часов – Ульф, меж тем, не воспитывался нежным и хрупким цветком. Кровь от крови ярлов Вестерботтена, уже с малолетства прослыл храбрым упрямцем и на нём бы славный да древний род Эдегор пресекся, только завсегда уравновешивалось отважное любопытство мальчугана изрядной осторожностью.
Тихоня, сказали бы иные. Покуда сверстники с гиканьем и воплями сходились в яростных схватках на деревянных мечах, Ульф держался стороной и никакое обидное словцо не могло заставить его сдвинуться с места. Однако ж, стоило лишь настать верному моменту – отважно бросался в бой маленький наследник, ловко и решительно одолевая «врага»... получая тумаков от старших ребят, но раз за разом поднимаясь, выжидая и вновь сходясь в отчаянной детской схватке.
Детство наследника мало отличалось от его сверстников, буде те и ниже по рождению. Это в столице, как говаривал порой старый Бранд, имя и титул решат, за высоким столом тебе пировать или объедками с хозяйского стола довольствоваться, а здесь, в суровой глуши Вестерботтена все почитай, что едины. Правда, наук то Ульф поболе осваивал, не всё сражениями жил и грезил. Да и какие грёзы, ему то место ярла прочили по праву рождения, тут не до игрищ батальных. Посему – чтение, письмо и счёт, ведение хозяйства и управление леном. География и история. Военные науки. То знания книжные, а была и практическая мудрость – искусство охоты и добычи зверя, чтение следов и знание иных трав... да мало ли. Везде мальчишка преуспевать должен был, иного отец не ждал и не одобрял. Не справился, потерял олений след? Стало быть, и ужина не жди. Заплутал в старых именах и датах – не умерит силы наставник, крепкий подзатыльник отвешивая. Но хуже всего, коли забыл о данном отцу обещании и слова своего не сдержал – быть тогда розгой нещадно битым. Потому как Эдегор слово держать должен всегда. Боль, страх или смерть – а всё стой на своём и дело выполняй.
Суровая наука, но то – есть мудрость многих поколений ярлов Вестерботтена.
Будучи владетелями небольшого и бедного лена, далекого от морских торговых путей да больших дорог, никогда не зарились Эдегоры на звон предательских монет, с самого объединения Йорвеном Ульфхейдинном разрозненных племен, верховному конунгу Ледракса верны были, а многого за преданность не просили. Гордые. Самодостаточные. Завсегда привыкшие лишь на себя полагаться. А как иначе, коли край их был суров и легкомыслия не прощал.
Пусть лес, но обилен буреломами и гиблыми местами. В предгорьях – зверье невиданное и смертельно порою опасное, про такое прежде лишь в сказках, да и то – страшных, которые шёпотом и до дрожи пробирают. А уж сколь предательских каверн и темных пещер со своими тайнами... дикий край, где голод и холод соседствуют с людской жестокостью и отчаянной, до последней краюхи хлеба и капли крови, взаимовыручкой.
Суровое место, суровые люди, а молодой ярл – всех суровее.
Детство закончилось в полной мере, когда старый Бранд с отрядом не вернулись в намеченный день в родные стены Дёдборга. Погода портилась, ледяной дождь и порывы студеного ветра гнали всех на поиски укрытия – старики позже говаривали, что и ярл с людьми таковое искал, бурей в предгорьях застигнутый. Только что он там нашел, если не кончину бесславную? Поиски снарядили при первой же возможности, а всё одно – без толку. Тьма забрала... туман... обитатели предгорий Нортгарда, да мало ли, что сейчас гадать. Правды то никто и не узнал, как не старались.
Повзрослевшим с тех поисков молодой ярл вернулся, боле прежнего молчаливым и суровым. С той поры – всё в меха кутался либо к огню льнул, а согреться словно не мог. Только дальше то жить и, теперь уж, править леном это не мешало. Поутихло горе, жизнь вернулась в прежнее русло. Топились очаги в «Мёртвом замке» - так в простонаречии хозяйскую крепь называли, ибо сколько поколений внутри этих стен полегло от стали ли, болезней и голодных зим... – собирались подати, тренировались солдаты, верные ярлу и конунгу.
Пришла пора, и женился «сероглазый» – у кого прозвище и звучнее будет, а никакой ратный подвиг Ульфа не перекрыл той жути, что нагонял порой взгляд этих бледных глаз – да на хорошей девице, что Сольвейг звали, толковой и происхождения порядочного. Но, главное, сумевшей в назначенный срок родить ярлу сына... след – второго, а всё забирали Боги малышей. Лишь годы спустя смерть обошла Дёдборг стороной.
Двойня враз, мальчишка и девчонка, да голосистые – страх. Хильд и Кнуд, как нарекли их счастливые родители, на много лет вперёд старую крепость теплее и уютнее сделали, жизнью и суетой наполнили. И пусть пытался порою ярл растить своих детей столь же сурово, как и его в своё время, а всё одно – первый же сдавался и баловал ребятишек, да сам словно бы «согрелся», ожил. До поры.
Этот край суров и не даром суровые люди его населяют. На смену «лету» в жизни ярла Ульфа пришла краткая осень жизни его супруги. Неясная болезнь быстро свела Сольвейг в могилу, оставив детей без матери, а Эдегора без жены и опоры.
На Вестерботтен опустилась зима.
Шесть лет минуло, дети подросли, ярл же... не то, чтобы оттаял. Нет, по прежнему суровый и молчаливый, редко дающий волю душевному теплу (а таковое наличествует, только кому ж показывать оное), но хотя бы с годами более умиротворенный, если позволите (быть может то – возраст и мудрость всё множащейся в темных волосах и бороде седины?) он выбрался как-то в Фьелльгард по делам мирским и приземленным. Только шуткой ли знакомцев старых, а то и вовсе – Богов (или хмельного мёда?), сподвигнут был на сущее безумие. В здравом то уме уж точно не попросит стареющий вдовец-ярл руки молодой - а по слухам и вовсе, проклятой! – принцессы.
А оно, хотите верьте, хотите нет, так и случилось.
УМЕНИЯ И НАВЫКИ:
Умелый, опытный воин. Одинаково ловко владеет и мечом, и копьём, и ножом. Меткий лучник. Следопыт. Охотник. Уверенно держится в седле и неплохо плавает, благо нет моря, так озёра и реки в лене найдутся. Умеет и в лесу сориентироваться, и по солнцу, по звездному небу путь найти. Лагерь разобьёт, еду кой-какую на огне приготовит, прежде раздобыв что стрелой меткой или ж силками.
Образован ровно настолько, насколько требует положение ярла не самого тучного и богатого лена (а тут смекалки и знаний надо поболе, чем в других, чтобы выживать успешно).
Говорит лишь на драксене, иных языков кроме оного да шепота леса не разберёт. Может карты составить, умеет их читать. Этикет и манеры знает, да только «в люди» выбирается редко, посему не сразу и сориентироваться может, что да как.
В свободное время вырезает из дерева фигурки, как начал – для детей своих, так остановиться и не может.ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
любимец его – крупный вороной жеребец скверного нрава (под седлом хозяина – шелковый), прозванный Варгом. Часто путешествует с малой дружиной, но всегда – с двумя лохматыми беспородными псами, боле волков напоминающими – Рыжим и Тихим (клички псов говорят сами за себя и прекрасно описывают своих лохматых владельцев).
Почти постоянно мёрзнет, хоть каких-то особых проблем со здоровьем и не имеет и причины подобной своей особенности не знает. Или не называет.
Тяжелых доспехов не носит – выделанная кожа, да в нужное время, разве что кольчугу признает. Не расстаётся с кинжалом из вечного льда, что передаётся в семье по наследству уже несколько поколений.
Света не хватало. Брошенный на письменный стол тяжелый фонарь лучом света вонзился в корешки высившейся тут же стопки книг, однако и в полумраке хозяин дома двигался легко. Несмотря на возраст, вопреки сковавшему его отчаянию, в противовес которому грела сердце позабытая уж много лет как решимость.
Тихий щелчок и рама с картиной – развалинами в долине среди горных круч – не скрипнув на хорошо смазанных петлях, отошла от стены, являя лихорадочно горящему взору стальную дверцу с кодовым замком. Комбинация всё не набиралась – глубокая, почти ночная тишина пустого дома давила, разыгравшееся же воображение подкидывало то приближавшиеся звуки многочисленных шагов, то негромкие хоровые песнопения. Где-то далеко молодые, дрожащие от возбуждения голоса спорили, пытаясь прийти к согласию. За окном выл ветер, ему вторили то ли одичалые псы, то ли и вовсе волки.
Морщинистый лоб покрылся холодным потом, дыхание сбилось и сердце, казалось, вот-вот откажет от перенапряжения. Ещё попытка и, с пронесшимся по темному кабинету щелчком поддавшегося замка, всё стихло. Он вновь был один в доме, теперь покинутый даже привычными демонами. Дело осталось за малым, но колебаний и страха более не было – толстый запечатанный конверт занял свой место среди бумаг, тут же освобождая старика от груза, в последние годы ставшего буквально неподъёмным. С улыбкой, тронувшей тонкие губы, он захлопнул дверцу сейфа и, вернув картину на прежнее место, тяжело опустился на привычное место за привычно же захламленным письменным столом.
Покатав задумчиво фонарь и, с почти детским любопытством, понаблюдав за заплясавшими на стенах густыми тенями, хозяин дома потушил единственный источник освещения. Тут же сгустившаяся вокруг тьма, однако ж, не вызвала прежнего страха. Всё было позади. Откинувшись на высокую спинку кресла, старик устало смежил веки.
***
Время было уже за полдень и только сейчас полиция стала покидать дом, разом привлекший внимание всей округи. Отъехала скорая с выключенными проблесковыми маячками, следом потянулись и патрульные машины. Несколько медлил лишь детектив-инспектор Томас Уайт, давний друг семьи, ныне вынужденный посетить хорошо знакомый ему дом по весьма печальному поводу.
-- Примите мои соболезнования, мистер Андерсон, – детектив неловко потер лысину, снизу вверх поглядывая на замершего напротив мужчину в годах. – Эксперты тщательно исследовали дверной замок и кабинет вашего брата. По всему выходит, что это именно самоубийство, по крайней мере ничего не говорит об обратном. Разумеется, вскрытие ещё может пролить свет и внести определенную ясность, но...
-- Известите меня, когда можно будет забрать тело для похорон, – нетерпеливо прервав офицера, отчеканил родственник безвременно усопшего и, не дожидаясь ответа, направился к дому.
Внутри, несмотря на явные следы недавнего присутствия большого количества людей, мало что изменилось с момента его последнего визита. Всё то же без пяти минут запустение, с головой выдававшее отсутствие женской руки, что навела бы порядок и создала уют. Потемневшие от времени пейзажи на стенах, резная деревянная мебель, словно тайком вывезенная из запасников мелкого провинциального музея – всё было на месте, запечатанное в капсуле времени дома, окна которого выходили на раскинутый по ту сторону дороги Гладстон парк.
-- И знать бы, что тебя в петлю потянуло, – от звука собственного голоса Андерсон невольно вздрогнул и, мотнув головой, словно отбрасывая тягостные мысли, уверенно направился в кабинет покойного брата. Знакомой дорогой, уже особо не обращая внимания на интерьеры, которые помнил с такого далёкого ныне детства.Всё те же обшитые деревянными панелями стены и старина, уже давно набившая оскомину. Пыль и паутина – брат так и не нанял не то что домработницу, в принципе не подумал, что неплохо бы вызвать клининг или лично взять тряпку в эти холёные профессорские ручонки – слой грязи на окнах, из-за которой погожий октябрьский день за окном разом виделся пасмурным вечерним сумраком. Мужчина звучно чихнул – это был явный перебор для его несчастного носа. Благо хоть в кабинете братца было много чище.
Не до конца прикрытая дверь распахнулась почти бесшумно, с одного легкого толчка. Старик уверенно шагнул внутрь, обводя помещение внимательным взглядом поблекших с годами голубых глаз.
Книги, множество книг от которых ломились стеллажи. Атласы, справочники, карты. Экзотические безделушки едва ли не из всех уголков давно распавшейся Империи. Идеально прибранный стол. Взгляд зацепился за картину напротив входа – всё, казалось, в полном порядке. Разве что с потолочной балки свисает обрывок веревки и неподалеку – перевернутая скамеечка для ног, видимо отброшенная в сторону, когда бывший хозяин дома сделал последний шаг, в пустоту.-- Следовало ожидать, ты всегда был трусом, – недовольно обронил Андерсон, – но кто бы думал, что настолько.
Со знанием дела приведя в действие нехитрый механизм, скрывавший спрятанный за картиной сейф, старик вытащил из кармана теплого пальто телефон и, прищурившись, нашел в телефонной книге нужный номер. Покуда в трубке раздавались гудки, набрал комбинацию, не изменившуюся с тех пор, как сейф установил их отец и, запустив руку в стальное нутро, принялся перебирать лежавшие внутри бумаги, параллельно отвечая прозвучавшему, наконец, в трубке голосу.
-- Это Бернард, – а в голосе полнейшее равнодушие, – с прискорбием вынужден сообщить, что мой братец изволил наложить на себя руки не далее, как этой ночью. Я вынужден задержаться в его доме как минимум до вечера, прежде чем переберусь в гостиницу. Хотя бы для того, чтобы передать тебе ключи и... – в голосе возникла небольшая заминка, Андерсон отдернул руку и захлопнул дверцу сейфа. – ...я передам слова детектива, его предварительное заключение. Надеюсь, ты в Лондоне и выкроишь время.
За сим – достаточно. Сбросил звонок, не вдаваясь в подробности и тяжело опускаясь в кресло брата, говорить не хотелось, зато пищи для раздумий стало куда как больше. Благо и время было, конечно если дорогой племянник, которого мужчина не видел уже немало лет, изволит всерьез воспринять этот звонок.
