ЮЭ ВАЭЛ-САЭДРИН
( Лин Хао )

Тень в саду, щит без герба ⁹⁸
[ fc: zhang yixing ]
вольный дракон / Дизария / Аль-Курта, Тель-Ханадин / 3 фригорэна 1393 года

РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ:
Отец: Цзинь ваэл-Саэдрин (вольный дракон, целитель; погиб)
Мать: Мэй-Лин ваэл-Саэдрин (вольный дракон, травница; погибла)
Других известных родственников не имеет.

[indent] Он был рождён в алом лоне вулкана, и первым его колыбельным был гимн расплавленного камня. Его истинное имя, Юэ, было высечено на скрижалях огня — клятва несокрушимого молчания. Но мир людей требовал иной маски, и он облёк своё пламя в плоть и кости, став Лин Хао, «Великодушным Лесом», где каждый листок был ложью, скрывающей пожирающий жар.
[indent] Прежде чем стать тенью, он был семенем, разрывающимся между двумя почвами. Его колыбелью служили не мягкие ткани, а грубая шерсть одеяла в хижине на отшибе, где пахло дымом очага и горьковатым ароматом сушёных трав. Здесь, среди склянок и свитков, его человеческие пальцы учились мять стебли и различать шепот корней. Его мать, Мэй-Лин, с руками, изрезанными тонкими шрамами от колючек, учила его языку земли — тому, как молочай заживляет раны, а белладонна дарит вечный сон. «Сила, сын мой, не в рёве, а в тишине, — говорила она, заворачивая в полотно корешок мандрагоры. — Искусство не в том, чтобы убить, а в том, чтобы решить, кому жить».
[indent] Но по ночам его уводили в иной мир. В глубины Оррахана, где воздух дрожал от зноя, исходящего из недр вулкана Дракмир. Здесь, в пещерах, усыпанных вулканическим стеклом, его отец, Цзинь, с лицом, опалённым вечным пламенем, учил его иному языку. Языку огня. Первое превращение было не болью, а взрывом, катарсисом. Кожа становилась бронзовой чешуёй, кости обретали крылья, а горло наполнялось пением расплавленной породы. Отец парил рядом, и его голос, похожий на раскаты грома, наставлял: «Наше пламя — это не просто разрушение. Это очищение. Это свет, который виден лишь во тьме. Но мир не готов к нашему свету, дитя мое. Он ослепнет».
[indent] Так его детство стало вечным качанием на весах. Днём — мальчик, заучивающий свойства пижмы и подорожника. Ночью — дракончик, впервые ощутивший свист ветра в крыльях и пьянящую власть над стихией. Он учился скрывать жар своей крови под маской спокойствия, а зов полёта — в терпении садовода. Эти два мира — нежная зелень трав и всепожирающая лава — сплелись в нём, создав алхимию его души. Он был дитя как целительного дождя, так и испепеляющего солнца, и его величайшим уроком с пелёнок стало умение быть своим в обоих мирах, оставаясь чужим для каждого.
[indent] Его странствия были не паломничеством, а долгим погружением в гниющий сад реальности. Он бродил по его тропинкам, собирая не гербарий, а коллекцию ядовитых опылений — человеческую ложь, слабость, алчность. Он видел, как под колесницами империй хрустят кости надежд, а из их штандартов сочится ржавая вода предательства. В туманах Фосмидора он заключал договора с болотными огнями, а в библиотеках он читал истории по копоти на свитках, уцелевших от костров инквизиции. Он был похоронным алхимиком, превращавшим прах чужих ошибок в своё золото.
[indent] И это золото текло к нему не рекой, а подземными ключами, отравленными его волей. Он строил не замки, а крипты влияния, где монеты с выщербленными лицами королей служили печатями на его договорах. Его богатство было не сокровищем, а улиткой, оставлявшей за собой серебряный след из долгов и обязательств, опутавших пол-мира как паутина. Он был пауком в часовом механизме цивилизации, и тиканье его часов отмеряло сроки чужих жизней.
[indent] Именно в этот миг к нему пришла Женщина-Буря. Нерисса аль-Навид, чьё имя когда-то было гимном, а теперь стало приговором, произнесённым шёпотом. Она пришла не как просительница — она пришла как хищник, учуявший родственный запах крови и силы. Её королевство медленно умирало, иссыхая у неё на глазах, а её дочь, последний светоч их рода, была одновременно и ключом, и замком. Нериссе нужен был не солдат и не придворный льстец. Ей был нужен яд — утончённый, умный и беспощадный, способный стать противоядием для той отравы, что точила трон изнутри. В безмолвном садовнике, чьи глаза хранили холодную ясность пламени, она увидела идеальный реагент. Она предложила ему не золото и не титулы, а нечто большее — право стать тенью, от которой будет падать свет. Право стать тем, кто будет перерезать нити заговоров, пока мир следит за куклами на сцене.
[indent] Приход ко двору аль-Махири не был для него спасением или службой. Это был естественный симбиоз хищников. Умирающее королевство было раной на теле мира, а он — падальщиком высшего порядка, пришедшим не пить кровь, а изучать анатомию упадка. Лейла аль-Махири стала для ним живым реликварием, в котором хранилась последняя искра этого мира. Его решение охранять её было жестом коллекционера, берегущего самый редкий и парадоксальный экспонат — надежду, в которую сам он уже не верил.
[indent] Теперь он — тень, пьющая лунный свет в королевском саду. Его война — это ночной ветер, что качает ветви ядовитых деревьев заговора, пока их корни не сгниют в подземной тьме. Его любовь — это могильный холм, на котором он сажает цветы, зная, что однажды сам станет удобрением для этой земли. Он — дракон, который предпочёл золоту — тишину, полёту — незримость, а пламени — терпение яда. Его история — это не путь героя, а элегия, написанная пеплом на воде, где каждая строчка обречена исчезнуть, так и не рассказав свою главную тайну.

СПОСОБНОСТИ И НАВЫКИ:
🔸 Драконья природа:

Огненная магия: Врождённая способность к призыву, абсолютному контролю и поглощению пламени. Не требует жестов, заклинаний или деймона. В критических ситуациях может проявляться непроизвольно — например, испаряющаяся капля воды на раскалённой коже или внезапно вспыхивающая и гаснущая свеча. В драконьей форме пламя становится концентрированным потоком сине-белого цвета, способным плавить камень и сталь.
Превращение: С 1491 года получил возможность обращаться в дракона за пределами Оррахана. Его драконья форма — крылатый змей длиной около 42 метров, с чешуёй цвета тёмной бронзы с золотистыми прожилками. Предпочитает оставаться в человеческом облике, сохраняя превращение как козырь последней надежды.
Физиология: В 3 раза сильнее и быстрее тренированного человека. Обладает ускоренной регенерацией — неглубокие порезы затягиваются за минуты, серьёзные раны за часы. Имеет обострённые до сверхчеловеческого уровня чувства, особенно обоняние (может различать компоненты яда по запаху) и зрение (может видеть в инфракрасном спектре).

🔸 Интеллект и стратегия:

Тактик и стратег: Видит политические и социальные узлы до их затягивания. Специализируется на превентивных операциях, устраняя угрозы до их реализации. Мастер дезинформации и создания сложных, многоходовых планов.
Аналитик: Обладает феноменальной памятью и способностью сопоставлять разрозненные факты.
Полиглот: Свободно говорит, читает и пишет на лаахтинге, ханадинском, деламарском, драксене и эрцхафенском. Понимает некоторые диалекты дизарийского и язык знаков северных кланов.

🔸 Искусство травничества и алхимии:

Целитель: Глубокие практические знания о свойствах растений, минералов и органов живых существ. Создаёт лекарства, антидоты и общеукрепляющие снадобья, превосходящие по эффективности многие магические аналоги.
Алхимик: Специализируется на создании узконаправленных зелий:
«Лунный шёпот» — настой, временно смягчающий психическое влияние ритуала крови на Лейлу.
«Песчаная лихорадка» — зелье, вызывающее симптомы тяжёлой, но не смертельной болезни для маскировки или устранения цели из игры.
«Пепел забвения» — сложнейший реагент на основе его собственного драконьего пепла, способный вызывать избирательную амнезию.
Знаток ядов: Может идентифицировать большинство известных ядов по вкусу, запаху или остаточным следам. Создаёт и, что важнее, разрабатывает уникальные противоядия.

🔸 Боевое искусство:

Стиль «Скрытого Клинка»: Владение восточным боевым искусством, основанным на мягкости, перенаправлении силы противника и ударах по энергетическим точкам. Предпочитает обезоруживать, обездвиживать или лишать сознания, но может убивать, если сочтёт это за необходимое. В качестве оружия может использовать любой подручный предмет, но в совершенстве владеет мечом-цзянь, который не носит при себе при дворе.
Скрытность и слежка: Мастер перемещаться бесшумно и оставаться незамеченным даже на открытом пространстве. Умеет читать следы так, будто видит прошлое.

СЛАБОСТИ:

🔸 Уязвимость к магии льда. Его кровь, в чьих жилах течет вулканический жар, застывает от прикосновения истинного холода. Магия мерзлотников, древние чары вечной зимы — не просто боль для него. Это физическое страдание, словно раскалённый клинок, внезапно погружённый в лёд. Сильный холод замедляет его рефлексы, притупляет магию огня и причиняет боль, сравнимую с разрывом плоти. Лёд — это не просто стихия, это антитеза его бытия.
🔸Голод по стихии. Его магия огня питается не только им самим. Длительное нахождение вдали от источников жара — ритуальных костров, геотермальных источников, даже солнечного зноя пустыни — ослабляет его, как растение без воды. Он не умирает, но его внутренний огонь тускнеет, делая его уставшим, замедленным, а его пламя — блёклым и едва тёплым. Он пьёт солнце и глотает угли, чтобы оставаться собой, и в каменных холодных залах дворца он всегда на диете.
🔸Скрытая рана. На его человеческом теле, чуть ниже ключицы, лежит бледный, едва заметный шрам от осколка звездного железа — металла, пагубного для его рода. Он не болит, но в его присутствии кожа покрывается мурашками, а в глубине сознания шевелится древний, животный страх. Это его ахиллесова пята, знак того, что даже дракон может быть убит правильным лезвием, попавшим в нужную точку.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
Имущество: Обладает значительными личными финансовыми ресурсами, накопленными за десятилетия в качестве «тени» торговца и инвестора. Средства хранятся в нескольких тайных хранилищах и используются для финансирования операций по защите Лейлы. При дворе не демонстрирует богатства, ведя образ жизни, соответствующий положению скромного садовника.
Скорость отписи: Средняя.
Планы на игру: поживём - придумаем.

ПРИМЕР ПОСТА

ничего. если опустить пальцы в умиротворённую воду озера, то ничего не почувствуешь. почти то же самое, как попытаться дотронуться до утреннего тумана, поднимающегося над остывшей за ночь землёй. еле уловимое, возможно даже, придуманное тоскующим по прошлым мгновениям мозгом, ощущение влаги. медленно опуская ладонь прямо в озёрную бездну можно наблюдать как импровизированная ватерлиния лижет линию судьбы на ладони. так уничтожалось время, чтобы не отдавать его тоске. так сжигают города, чтобы не оставить врагу.
солнечная рябь на воде не режет глаза, не заставляет щуриться. к ладони не липнут опавшие длинные сосновые иглы, когда опираешься рукой о землю, подбираясь ближе к воде. джинсы не намокают, когда в позе молящегося (умоляющего) стоишь на коленях перед кромкой воды и медленно сходишь с ума. а, может, я уже давно и сошёл.
слабо помнится моё имя. что-то вертится на языке, перекатывается по нёбу, но застревает комом в горле, льдинкой в сердце кая. оно точно у меня было. выронил?
я думал, у смерти горький привкус, шершавая текстура, как если лизнуть гранитный камушек, кисловатый оттенок на языке. оказалось, смерть не имеет вкуса вовсе. равнодушна. нейтральна. никакова. и это больно.
это моё состояние означало только одно — скоро я снова растворюсь и пропаду, утону во всполохах чьих-то (моих?) воспоминаний, похожих на бред. очень яркие, как сон шизофреника. внутри каждого, всё реальнее реального. чем менее отчётливей мир ощущался мной, тем ближе была бездна — оскалив свои острые зубы, она хищно облизывалась и, кажется, довольно улыбалась. у бездны не было глаз, но я знал, что она смотрела прямо на меня, предвкушая моё поглощение.
каждый раз до этого я снова возвращался. я терял дни или, может, недели, но всё же я вновь оставался один на один с собой посреди сырых, неприветливых улиц, уставших лиц и глаз, направленных не на меня.
кажется, давным давно, я пытался заполучить человеческое внимание: от вежливых “извините”, “постойте, пожалуйста” до отчаянного “да посмотри ты, блять, на меня!”
меня обдавало прохладой и забытием, люди плыли мимо меня, тела их размывались перед моим взором как при просмотре видеоряда в ускоренном режиме в 10х — разноцветное, чуждое полотно. все до единого. все.
кроме неё.
ветер. я давно забыл, как он ощущается. забыл, как тонким лезвием режет кожу, заставляя кутаться в воротник пальто. забыл, как проносится по улицам, цепляя листья, поднимая в воздух обрывки старых газет, чужие голоса.  ветер игнорирует. не ерошит волосы, не целует холодными губами в щёки, не вгоняет в краску. не дышит в ухо, не дотрагивается до затылка. даже для него я незримое существо. неинтересное и маловажное.
но я видел, как он касается других. он пробирался, как вор,  между домов, шевелил выцветшие и ободранные по краям афиши на стенах, шептал что-то в голых ветвях деревьев. а сейчас он зацепился за край её красного шарфа, дёрнул, как заигравшийся ребёнок, требующий внимания от матери. она вздрогнула, ловя ткань на ходу, и плотнее закуталась в неё. но потом её взгляд остановился. это длилось всего долю секунды, жалкое мгновение, но этого мне было достаточно, чтобы почувствовать. сначала я подумал, что это случайность, что её взгляд просто скользнул по пространству, не задерживаясь ни на чём. но она смотрела.
   прямо на меня.
     я замер. осознание больно кольнуло иглой в солнечное сплетение. она видит. не может быть.
проверяя, я сделал шаг вперёд. пятка коснулась земли — и ничего не изменилось. ни едва уловимого дрожания воздуха, ни затуманенности силуэта, ни лёгкого холода, что накатывал, когда люди проходили сквозь меня.
она видела.
я сделал ещё шаг, и что-то изменилось в мире.
не звук и не движение, а ощущение, будто улица вдруг потеряла привычную инертность. как будто мгновение назад всё было сонным, затянутым мутной пеленой  — а теперь стало настоящим.
— ты… — начал я. голос заскрипел как старый ржавый механизм, забытый на долгие годы пьющим мастером.
она, вздрогнув, моргнула. её пальцы чуть сильнее сжались на рукаве куртки. совсем лёгкое движение — но я его заметил.
она не убегала.
не отворачивалась.
не смотрела сквозь меня, как все остальные.
она видела меня, и я видел её.
я стоял посреди улицы, в потоках чужого света, чужого времени, чужих людей.  и впервые за всё это время я был не один.